КОНСТАНТИН ЕФИМОВ

БЕСКОНЕЧНОЕ ЛЕТО

ГЛ. 3

Глава № 1 2 3 4 5 6 7 8

 

Тогда я почти всё время проводил в пределах стен кабинетов, либо в Бункере — на улице появлялся редко. До столовой — и обратно, да ещё в Узел Связи — вот и вся дорога. Гораздо чаще приходилось бывать по делам в самой Алма-Ате, а вот что располагается в своей родной части, я знал очень приблизительно. Сломавшаяся у одного из сейфов кабинета дужка стала причиной, по которой пришлось сделать более длительное путешествие по территории части.

Взвалив на себя тяжеленный железный ящик, мы вчетвером — я, Андрей, Славка и Сашка — потащили его в мастерские. Эти «засыпные» сейфы — даром что маленькие, но такие тяжеленные! Вернее, взвалили-то его на себя я, Славка и Андрей. Сашка же, как и положено «дедушке», шествовал за нами, засунув руки в карманы штанов. Этакий эскорт младшего командного состава. Ему совсем не хотелось тащиться с нами по такой жаре, но Цапа специально направил его, резонно полагая, что трём «молодым» в мастерских ничего не добиться.

До этого дня я понятия не имел, что у нас существуют мастер­ские. В задворках автобазы, куда мы дотащились, оказывается, находился целый цех!..

В довольно большом помещении было пусто. Я с ностальгией осматривал станки — как-никак, всё же перед самой армией получил диплом машиностроительного техникума. Обнаружив несколько станков с ЧПУ (числовым программным управлением), прямо-таки проникся настоящей радостью.

Сашка громко прокричал: «Есть тут кто живой? О!»

На его крик появился паренёк, такой же «душок» нашего призыва. Сашка деловито объяснил, что ему нужно сделать, и тот без лишних слов включил токарный станок.

Как оказалось — все, кто тут работал, даже понятия не имели, что это станки-автоматы. Блистая красноречием, я прочитал целую лекцию, посвящённую возможностям программирования этих железяк. В конце моего выступления в цехе появился ещё один парень. По вольной форме одежды в это время суток (только одни трусы) и вальяжности движений можно было безошибочно определить — перед нами «дед».

— Какого хуя делаем? — недовольно спросил он, подходя к нам.

Я объяснил.

— А, «затаренные»? Штабные суки! — брезгливо сморщился он.

Сашка, который до этого спокойно курил на ступеньках у входа в цех, небрежно выкинул сигарету и подошёл к нам.

— Выключай станок! — цыкнул «дед» на паренька. Повернувшись к нам, сплюнул и процедил:

— А вы, суки штабные, пошли нах..!

— Слышь, ты, — окликнул его Сашка. — Тебя что, ебёт? Так ты попрыгай и пройдёт.

Голос у него был ровный, но по тому, как он криво ухмылялся и побледнел, я понял — не к добру…

«Дед» изумился. Ещё бы!.. Припёрлись какие-то штабные суки на его территорию — и командуют, как у себя в штабе! Ростом этот «дед» был на полголовы выше Сашки. Одни только здоровые ручищи чего стоили! Этот буйвол, наверное, редко в своей жизни слышал что-либо подобное в свой адрес. А уж тем более от какого-то штабного.

— Ты! Борзый? Давно тебе рога не обламывали?! — и он медленно двинулся на Сашку.

Я уже начал прикидывать, куда можно будет ретироваться, если что. Парень, выключив станок, отступил к стене как-то весь сжавшись.

Ситуация приняла серьёзный оборот.

«Ну вот, — уныло подумал я. — Нарвались…Чем-то теперь всё кончится?»

Когда «дед» приблизился к Сашке, тот, не дожидаясь, ударил первым.

Не могу смотреть на драки. Это зрелище не для меня — гнусно и противно… Ну не могу… Дрались они недолго. Но Сашка озверел. Его удары были короткими, резкими и точными. На лице за­стыл оскал какого-то зверя, играющего со своей жертвой перед убийством. Это так перепугало меня, что в какой-то момент показалось: он действительно хочет убить его. Насмерть.

Когда исход стал очевиден для всех и «дед» уже перестал отвечать на удары Сашки, а просто бессмысленно пытался хоть как-то защититься, я попробовал вступиться.

— Саш, перестань! Остановись!..

Но он отпихнул меня, как котёнка, в сторону.

Потом была мерзкая сцена, когда Сашка, уже более-менее успокоившись, заставил «деда» самого доточить эту проклятую шпильку и приварить её к сейфу. При этом он всё время подгонял его кулаками. «Дед» постоянно шмыгал и затравленно косился на Сашку. Кровь из рассечённой губы и разбитого носа смешивалась со слюной и вязкой жижей капала ему на руки.

«Душок» из мастерских куда-то смылся. Да и правильно, я бы тоже многое отдал, чтобы не видеть всего этого.

По дороге обратно я попробовал спросить Сашку, зачем он так-то? Но меня послали подальше — зло, сквозь зубы — и я счёл за благо заткнуться.

Андрей и Сева в эту ночь дежурили, а мы — я, Славка и Сашка — пошли дрыхнуть в Бункер.

 

 

Наши четыре кровати располагались по разным углам — благо, пространство позволяло. В середине Бункера стоял большой стол. Его столешница была вся изрезана именами «дембелей» и датами приказов, делавших их свободными людьми. «Стол боевой славы» — так это называл Сева. Да, это была действительная, настоящая история Бункера.

В каждом подразделении части имелся огромный стенд, где «красовалась» своеобразная летопись солдатской жизни, усеянная фотографиями и патриотическими воззваниями. Разумеется, все знали, что это лишь дань комиссиям и проверкам. Однако всего лишь одна строчка, типа: «Лёша, ДМБ-88», небрежно нацарапанная на стене, значила для нас куда больше, чем все красочные фотографии или помпезные плакаты.

Вокруг «мемориального стола» располагались разнокалиберные стулья — от самого обыкновенного, деревянного, — до обтянутого бархатом, что сразу же вызывало в памяти гарнитур генераль­ского кабинета. Углы и полки были сплошь завалены солдатскими вещами первой, второй и последней необходимости, перешедшими к нам от предшественников. Что-то наверняка останется и от нас. Скорее всего, такие же безделицы: бритвы, линялые фуражки и кители, брелки для ключей, забытые фотографии, книги, значки, погоны. Проще говоря — то, что будет так же лежать на этих полках или пылиться в углах, напоминая о нас наследникам.

Несколько дней назад, в сумерках, мы сидели плотным «духанским» кружком на скамейке между Штабом и офицерской столовой. Переваривание довольно плотного ужина шло под неспешные разговоры о работе. Андрей, единственный курильщик из нас троих, попыхивал «Космосом», откинувшись на спинку лавочки и уставившись в тёмное небо.

— Смотрите, звёзды… — задумчиво произнёс он.

Разговор угас сам собой, а мы так и продолжали сидеть молча в темноте, уставившись на звёзды. Вспоминался дом, друзья, родители… Мы просидели так довольно долго, затем Славка грустно и тихо, почти шёпотом сказал:

— Ребята, поздно уже, пойдёмте домой…

Я хотел поправить его: «Не домой, а в Бункер», но остановился… Домой? Да, домой… ещё долгое время стены Бункера будут для нас домом.

Похоже, и Андрей думал так же, потому что промолчал.

— Да, надо идти, — отозвался я.

Разговаривать было особенно не о чем. Славка поспешно нырнул в свою кровать и оттуда искоса посмотрел на Сашку. Наверное, он тоже впечатлился сценой в мастерских. Славка никогда не распространялся вслух по поводу Сашки, но я точно знал, — он его терпеть не мог. И боялся. Жутко боялся…

Перекинувшись парой пустых фраз, мы погасили свет и улеглись спать.

Среди ночи меня разбудили чьи-то стоны. Я замер, какое-то время просто вслушиваясь в темноту Бункера, но стоны и бормотания не прекращались. Мне стало не по себе от этих звуков. Вы когда-нибудь слышали, как стонет человек во сне? Этот протяжный, неестественный звук, от которого, кажется, леденеет кровь. Мне показалось, что это стонет Славка. Пришлось встать и включить ночник… Славка беспробудно дрых, зарывшись головой в подушку, и лишь тихонько посапывал. Поколебавшись какое-то время, я всё-таки подошёл к кровати Сашки. Да, это стонал он. Надо было бы плюнуть на всё это — ну стонет и стонет… и ладно. Только у меня от этих стонов холодок пробегал по спине. Я стоял у его кровати, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, и никак не мог решить, что же делать. Лицо у Сашки было какое-то напряжённое и перекошенное. Что ему снится сейчас? Какие видения преследуют его в жиже кошмарного сна, от которых так больно, которых он так боится?.. Чего может бояться этот человек? Странно, но в эту минуту, спящий, он совсем не казался тем уверенным и жёстким, каким я его видел днём. Сейчас это был просто страдающий и испуганный пацан. Почти мальчишка… Надо разбудить его. Пусть его кошмар остановится, я должен его остановить…

Нерешительно тронул его ногу, но Сашка не проснулся. Тогда мне пришлось слегка потрясти его за плечо.

Не успел я дотронуться, как он резко и сильно перехватил мою руку, заставив подпрыгнуть от неожиданности.

— Чего тебе?! — скороговоркой спросил он после секундной паузы.

В это мгновение мне показалось, что резко открывшиеся его глаза сверкнули как металл. Хотя я и понимал, что это всего лишь игра отражения, свет от ночника, но всё равно стало жутковато.

— Ничего, — ответил я. — Ты просто стонал во сне, вот я и решил…

— А? — не понял он. — Что ты решил?

— Я говорю, ты стонал во сне… Наверное, приснилось что-то.

— Да?.. Наверное… — согласился он, уже окончательно проснувшись.

— Отпусти, Саш…

Я покрутил кистью руки, которую он всё ещё крепко сжимал. Сашка непонимающе глянул на неё и, наконец, разжал пальцы.

— Ладно, иди спать, — буркнул он и потянулся за сигаретами. Лицо его всё ещё было одеревеневшим в какой-то болезненной маске.

Вспомнив свои детские кошмары и то, как поступала при этом мама, я предложил:

— Может, воды принести, глоток. И для лица. Вроде бы помогает…

Вот это уже было совсем не моё дело!.. И чего я ввязываюсь? Но слова уже были произнесены…

— Иди спи!! — резко ответил он, закуривая. Но когда я подходил к своей кровати, Сашка вдруг сказал:

— Знаешь, наверное правда, принеси…

Он потёр лицо ладонью, словно хотел стереть что-то. Я налил кружку воды из графина на столе, искоса глянув — не видит ли? — быстро «отпил и закусил воду». Может быть, кому-то знаком этот языческий способ снятия сглаза и ночных кошмаров?

Взяв у меня кружку, Сашка глотнул воды. Потом налил в ладонь и стал смачивать лицо.

В эти минуты мне действительно стало его жалко.

— Что с тобой, Саш? — спросил я.

Сашка с какой-то странной горечью в глазах посмотрел на меня.

— Иди спи, — уже совсем другим, мягким тоном попросил он. — Жарко, наверное, вот и снится что попало, всякая гадость. Иди спи, спи…

Я погасил свет ночника и лёг, наблюдая за то разгорающейся, то затухающей искрой его сигареты. Не хотел бы я знать, что ему снилось. Но догадывался. Упаси Господь от таких снов, каждому свой ад. Потом, наверное, я отключился… В армии сон приходит к тебе, как будто рубильник повернули: только что ты лёг, и уже не помнишь — накрылся одеялом или нет.

Хотя Сашка поначалу и не очень вписался в уже сложившиеся наши взаимоотношения, но время делало своё дело. Люди, как шестерёнки механизма, постепенно притираются друг к другу. Как же иначе, ведь нас было-то всего пять человек в замкнутом пространстве четырёх кабинетов Штаба и Бункера. Хотя у нас и появился общий язык, интересы, разговоры — всё-таки занимались-то мы одним делом, но, как я уже говорил: жизнь — река. И вот вновь, после очередного разлива, обозначились незнакомые берега.

Наша штабная команда существовала обособленно от всей части — что происходило там, за стенами, какие события творились — об этом мы узнавали либо от оставшихся знакомых, либо из официальных офицерских бумаг.

Меня как-то мало интересовало, что именно происходит за пределами. Хватало и дел, и забот, чтоб крутиться как веретено. Правда, я с большим интересом просматривал иногда донесения лейтенантов друг на друга. Даже сравнивал, кто из них талантливее и держал пари сам с собою: кого из них пнут пинком, а кого погладят по головке. Сводки же происшествий я невзлюбил сразу, поэтому читал их редко, от случая к случаю…

Начиная службу в учебке радистов, я наивно полагал, что все, кто был по званию старше сержанта, — пребывают в неведенье относительно проявлений «неуставных взаимоотношений» подчинённых. Ведь рабочий день у большинства отцов-командиров начинался в девять утра и заканчивался в шесть вечера. Весь этот промежуток времени строевые командиры загружали своих «гавриков» работой по самые уши, или учёбой, или строевыми маршами — в общем, чем и полагается заниматься солдату. В это время они были среди нас и с нами. Под вечер же они благостно растворялись за пределами периметра воинской части. То, что творилось с шести вечера до девяти утра, интересовало их постольку поскольку… Ведь мы для них, — думал я тогда, — как будто вновь рождались лишь в то время, когда они пересекали порог казармы, а до этого словно и не существовали. Какой токарь ещё будет думать по вечерам о станке, который выключил после смены? Чем же работа офицера отличается от любой другой?

Однако, как оказалось, всё было не так. Уже в Штабе я столкнулся с существованием неких бумажек под грифом: «Секретно. Для служебного пользования», называемых донесениями (или рапортами) по происшествиям. Когда я прочитал несколько таких бумажек в первый раз — весь мой наивный образ об офицерах сразу рухнул. Оказывается, они всё знали. И синяки, время от времени появляющиеся на лицах молодых солдат, всё-таки замечались, и разбитые по утрам губы. Все обычаи и неписаные законы, по которым жила часть — всё им было известно. Понималось, что фингал под глазом, как правило, был всего лишь вершиной айсберга, так как лица всегда берегли, дабы избежать неприятностей и расспросов. А вот какими кровавыми разводами могли быть разукрашены грудь и ноги — оставалось «тайной, покрытой хаки».

Не берусь рассуждать о методах воспитания солдат — возможно, всё это было правильно. Возможно, так и надо делать из мальчиков мужчин. Но, по своей детской наивности, я был жутко разочарован в гадком лицемерии системы. Надо ли говорить о том, что после чтения этих донесений уважения к офицерам как к людям у меня изрядно поубавилось.

Из Штабных бумаг мне также стало известно, что на территории части состоится нечто вроде «Спартакиады». Так как Сашка у нас был спортсменом и даже «своим человеком» в спорт-кубрике, то ему вменялось в долг быть почётным участником этой «Спартакиады». В назначенный день всё солдатское население части, сформированное в команды, бегало, прыгало, метало гранаты, поднимало тяжести и висело на турниках, соревнуясь друг с другом. Как человек довольно равнодушный к спорту и имеющий свободу выбора, я решил принимать участие во всех этих действах только как болельщик. Славка и Андрей тоже решили присоединиться ко мне, и мы вместе отправились болеть за «наших». Точнее, за Сашку.

Все массовые зрелища неизбежно зажигают своим азартом. Если бы только можно было себе представить, как мы радостно орали, свистели и, в конце концов, уже просто исступлённо визжали, когда Сашка победил на «километровке»! Наоравшись, наулюлюкавшись вволю до хрипоты, восторженно тиская Сашку со всех сторон, мы вернулись в Штаб, весело обсуждая нынешние победы и промахи. Примерно через полчаса в кабинетах появился Цапа в спортивном костюме. Мокрый от пота, он, как был, завалился на стол Севы, блаженно улыбаясь.

— Старость не радость, — заявил он, глядя на нас. — На прыжках в длину уже результат совсем не тот, а ведь когда-то… Ефрейтор Кунсайтес, ну ты орёл, орёл!!! Поздравляю! Так держать!.. Ну, а вы, молодёжь, чего отсиживаетесь? Смотрите, с кого пример надо брать — с нашего орла!!! А вы тут сидите, как красны девицы… Или приказ генерала для вас не приказ?!

Вольно ему было так говорить. Он-то вот сейчас полежит разомлевший, потный и уставший, а через двадцать минут соберёт манатки и — домой, под прохладный душ, напьётся чаю с вареньем и завалится в кресло перед телевизором. Ну, допустим, Сашка сегодня не в счёт, так как у него «официальный выходной» по случаю «Спартакиады» — а мы??! Для нас же рабочий день далеко ещё не кончился — ждут кипы бумаг, которые надо разобрать и обработать, а потом ещё успеть разнести их по разным высшим командным чинам. При всём при этом надо было ещё и выглядеть, и пахнуть как полагается.

Небольшое лирическое отступление на тему пахучести и тому подобного… Ведь разные командные чины — они такие «заботливые» бывают иной раз:

— Что это Вы, товарищ солдат, так растрёпаны? Надо следить за собой, Вы ведь в Штабе работаете, а не в зоопарке!.. (это такие шуточки).

— Есть, товарищ полковник!

— Работая в Штабе, Вы должны следить за опрятностью и аккуратностью своей формы. Никаких пятен на кителе не должно быть!!

— Слушаюсь, товарищ капитан!

К таким замечаниям «на Вы» мы давно привыкли. Даже если у тебя всё будет идеально, это вовсе не означает, что какой-нибудь командный чинуша, мимо которого ты проходишь, не даст тебе наставлений, проявляя «отеческую заботу» о твоём внешнем виде. Иногда выдаваемые замечания были чисто автоматическими, иногда — как придирка, реже — как шутка, а иной раз и — как нескрываемое оскорбление. Например:

— Эй, боец, что это от Вас так воняет? Мыться надо почаще, здесь Вам не говнобаза! Ясно?!

— Так точно, товарищ старший лейтенант! (Чтоб ты сам когда-нибудь захлебнулся в своём же дерьме, сучий кот!)

Или ещё:

— Фу, солдат! Вы что, в толчке, что ли, искупались? Или у Вас «недержание»? Бегать — бегай, ну а в трусы-то ссать зачем?

И вот такое «остроумие» всякий раз приходилось терпеть.

Естественно, все эти оскорбления были полнейшим вздором. Что-что, а мылись мы каждый день. Такая роскошь как душ, была, конечно, доступна далеко не всем бойцам нашей части, но к нашему Штабу это не относилось никоим образом. Раз в неделю, по субботам, всю часть согласно распорядку вывозили в одну из городских бань. В течение же недели можно было плескаться в раковине умывальника. Но мы в раковинах не плескались, у нас в Бункере имелось хитроумное изобретение, — ведро, в днище которого были гвоздём пробиты дырки. Мы вешали его под потолком и протягивали туда шланг. Несколько поколений «жильцов» Бункера соорудили и сток для воды — так что у нас был полный сервис. Единственное неудобство заключалось в том, что окунуться под прохладную струю удавалось только вечером — в течение дня такой возможности не было из-за нехватки времени. Так или иначе, обвинения в излишней пахучести были и противны, и довольно обидны.

Но начальство, в том числе и Цапу, это, похоже, абсолютно никак не касалось. Главное — «отеческая забота»! Вызубренная, как команда…

Цапа снисходительно отпил из нашей фляжки и, откинувшись спиной на стенку, продолжил свои рассуждения:

— Не понимаю я вас. Молодые, здоровые — и сидите тут. Нет, чтоб пойти со всеми — побегать, размять косточки, а вы толчётесь тут, как сонные мухи.

Мы молча проглотили его слова — кто-кто, а Цапа-то хорошо знал наши объёмы и прочие тонкости работы. «Похоже, его опять на психологические эксперименты потянуло», — решил я и склонился над документами. Славка и Андрей, наученные горьким опытом общения с ним, тоже сочли за благо разойтись по своим рабочим местам, от греха подальше. А Сашка ещё полчаса назад свалил куда-то с Севой, по своим делам.

Заполняя бланк очередного документа, я всё время ёрзал, прямо-таки спиной чувствуя взгляд Цапы. И чего он тут сидит? Валил бы уже домой!..

— Косэ… Хм-м… Косэ? Почему тебя так назвали — Косэ? — совсем неожиданно для меня спросил майор.

Я скорчил гримасу, пользуясь тем, что он не видит. Вот ведь гад! И чего он прицепился?

— Откуда я знаю, почему, — я всё-таки повернулся к нему, предчувствуя продолжение разговора. Похоже, его психологиче­ский подъём требовал выхода на ближайшем объекте, то есть на мне.

— А у тебя была кличка в техникуме?

— Не было.

— Косэ… Интересно, с чего именно Косэ? Ты же не косой, не кривой… Почему Косэ?.. Я слышу, как ребята тебя так называют — и всё не могу понять. Вроде бы — не обидно, даже как-то ласково — Ко-сэ. Ты ведь не обижаешься? Конечно, чему тут обижаться, если всё по-доброму… Так?!

Меня чуть не передёрнуло от этой задушевности.

— Наверное, так. Я не знаю.

— У меня вот никогда не было клички. Ни в школе, ни в учебке.

Я еле сдержался, чтоб не захохотать. Это у Цапы-то не было клички?! Мечтатель…

Тут в окно кабинета постучали.

— Эй, есть тут кто?!

Это был Сашка. Один, без Севы. Из-за противомоскитной сетки и жалюзи была видна только его тень.

— Я тут, — ответил я и мельком глянул на майора. Тот хитро сощурился, весь превратившись в слух.

— Косэ? А кто ещё там? Цапа уже ушёл?

Хоп! Прямо в точку! Один-один, товарищ майор!

Цапенко всё так же с хитрой рожей отрицательно помотал головой, что означало: «Скажи, что меня нет».

— Есть или нет? — вновь спросил Сашка за окном. — А то я хотел…

— Здесь он, здесь, — перебил его я, чувствуя, что он сейчас ляпнет что-то ещё, чего совсем не надо слышать майору.

— Оп!… — Сашкина тень мгновенно исчезла.

Цапа, только что блаженно лежавший на столе, резко подскочил.

— Ты!!! Какого чёрта? — зашипел он на меня.

— А что? Вы же тут, — «невинно» удивился я.

— Из кого ты дурака делаешь? Если из себя, то я не поверю, а если из меня, то учти — это тебе боком выйдет! Запомни!!!

Я молчал. Что можно было тут возразить?

— Что молчишь?!! Воды в рот набрал?!!

Майор нервно забегал, меряя кабинет из угла в угол.

— Я смотрю, вы тут совсем распустились! Надо бы дисциплинкой с вами заняться! Особенно с тобой!..

Тут он остановился и ехидно присвистнул: поймал мысль, видно…

— Ага, значит вы тут круговую поруку организовали, мать вашу так? Да?! Отвечай!!!

— А что отвечать… — пробубнил я.

Майор сверлил меня своими водянистыми глазами.

— Ну ладно. Там посмотрим! Кунсайтес… Орёл, мать твою… Долетался!.. Ладно, я вам это припомню! — с этими словами Цапа покинул пределы кабинета.

Но, разумеется, легче мне от этого уже не стало. Вот ведь история!.. Гадство… Что теперь будет дальше?

Отодвинув бумаги — всё равно охота что-то делать пропала — я подпёр голову руками и крепко задумался. Чего мне стоило сказать так, как хотел Цапа? Был бы хорошеньким мальчиком, глядишь — выбился бы куда надо. Но нет, я так не могу. Может, я и тот ещё интриган, но только стукачом быть не намерен. Что ж… как есть, так пускай и будет.

От таких мрачных мыслей меня отвлёк скрежет открывающейся двери. Из-за штор высунулась Сашкина голова. Осмотрев пространство, он осторожно спросил:

— Нет майора?

— Нет. Ушёл.

— А он что, сидел тут до сих пор?!!

— Сидел, сидел. И всё слышал.

— Тьфу ты, зараза! — Сашка добавил ещё парочку крепких выражений.

— Чего ты там ещё ляпнуть хотел? — недовольно буркнул я.

— В смысле? А! Вовремя ты меня остановил, Косэ… я ведь хотел спросить, не взял ли Сева гражданку, а то я хотел сегодня в город свинтить.

— Вот и свинтил бы, — подытожил я, злясь не то на себя, не то на него.

— Ладно. Чего после этого-то говорил?

— Кто?

— Цапа!

— Много чего. Думаю, мы его ещё послушаем завтра…

Дверь тихо, осторожно заскрежетала.

— Кто это? — насторожился Сашка, но долго гадать не пришлось.

— Ефрейтор Кунсайтес! — многообещающе воззвал майор ещё с порога приёмной.

— Вот ведь непруха! — прошептал мне Сашка. — Да, товарищ майор?

— Ну-ка, орёл, покажись-ка, где ты там, птичка божия! — из-за штор высунулась рука майора, уже облачённая в китель, и поманила его пальцем. — Пойдём-ка, птичечка, сюда ко мне в кабинетик — разговорчик есть.

Сашка театрально вздохнул и подмигнул мне:

— Фигня, прорвёмся! — и смело прошествовал в кабинет Цапы.

Сколько я ни прислушивался, но ничего того, что могло происходить за закрытыми дверьми кабинета Цапы, не услышал. Где-то через полчаса дверь наконец отворилась.

— …И чтобы я такого больше не слышал! — грозно напутствовал майор Сашку. — А теперь выполняйте распоряжение, товарищ ефрейтор!

— Но… — попробовал возразить ему Сашка.

— Шагом марш!!! — взревел Цапа.

— Есть, — без особого энтузиазма ответил Сашка и неторопливо вышел из приёмной.

Когда майор снова зашёл в кабинет, я уже сидел, уткнувшись носом в стол, и прямо-таки весь был «поглощён работой».

— Вот та-а-ак… — Цапа присел на стул рядом со мной. — Слышал? А теперь, Косэ, что ты думаешь по поводу всего этого?..

— По поводу чего?

— Дуру не гони!!! — вновь сорвался на крик майор. — Отвечай, когда тебя старший по званию спрашивает!!!

— Ничего не думаю, — ответил я, пожимая плечами.

— Да?! Ну что ж, это правильно. Вы тут никак не можете понять, я смотрю, — думать за вас есть кому, а ваше дело соображать и выполнять. А то ишь, сколько умников развелось!.. Ясно?

— Так точно, товарищ майор! — ответил я.

— Ладно, мы ещё как-нибудь вернёмся к этому вопросу, — Цапа, скрипя сапогами, наконец-то покинул кабинет и, похоже, территорию части.

Позже Сашка, сидя на столе, ухмыляясь и беспечно болтая ногами, сообщил, что Цапа дал ему наряд вне очереди по столовой «за злостное неуважение к старшим по званию». Я поведал ему о нашем с майором разговоре, о кличках. Сашка долго смеялся, завалившись на бок и повторяя: «У Цапы не было кликухи? У Цапы?! Ну и придурок!..»

— А о чём вы там, в кабинете, разговаривали? — поинтересовался я.

— Воспитательный процесс, — пожал плечами Сашка. — Пилил, пилил… Как всегда — долго, нудно. Обвинял во всех косяках. Ну и пригрозил, что в два счёта отправит отсюда куда подальше. Козёл! Он думает, что я зубами держусь за этот Штаб.

— Разве ты не хотел бы тут остаться? — удивился я.

Сашка как-то странно покосился на меня.

— А что тут хорошего? Начальства — пруд пруди! Да и потом, мне теперь везде хорошо! Это пока молодой душара — тебе Штаб малиной кажется. А потом сам увидишь! — и, видя моё сомнение в его словах, продолжил:

— Вот смотри: Цапа меня в качестве наказания в наряд по столовой отправил, так? Так. Я конечно пойду, доложусь дежурному по части. Но в наряд-то не пойду! Ч-чё мне туда ходить? Своё я отпахал, пускай теперь молодые пашут. И кто мне что скажет? Правильно, никто. Ни-кто! Так что учись, сынок, пока батька жив. Ну, а за то, что не вложил меня Цапе — спасибо.

— Да ладно тебе…

Сашка спрыгнул со стола.

— Так, время уже позднее. Скажешь Севе, что «гражданку» я взял и умотал в город. Кстати, где он сам? Не приходил?

— Нет. Наверное, в Узле Связи, — пожал плечами я.

— Ясно. Тогда пока…

— Счастливо прогуляться. На «охоту» побежал?

— Ага. Знаешь, как в том приколе: может ли пыль стоять столбом? Может, если эта пыль из солдатского матраца!

Я ухмыльнулся, понимая, о чём речь.

— Смотри, поздно не возвращайся. А то… мало ли…

Сашкины брови вдруг вскинулись ввысь, а по лицу растеклась улыбка.

— Ну ты, блин, заботливый, друган! Прошвырнусь по городу, а там как масть ляжет, друган. — Сашка насмешливо покачал головой, по слогам проговаривая слово «друган».

— Давай, прошвырнись, — я отвернулся.

— Даю, друган. Слышь, друган, а может… зря я куда-то бегаю?

Он уже брался за ручку двери, но передумал. Вернувшись в кабинет, сел на край стола.

Я сдвинул в сторону листы документов и удивлённо воззрился на него:

— Ты это о чём?

— О «друганах», Косэ.

Глаза Сашки как-то странно блестели, а кривая ухмылочка не сползала с его лица.

— Ты мне друг, Косэ?

— Я?.. — я оторопел и на секунду задумался. — Ну, как сказать…

— Не-е… Врёшь, Косэ, — Сашка прищурился. — Был бы другом — взял бы да помог.

— Это в чём, интересно? — его тон слегка задел меня.

И вдруг Сашка видоизменился, прямо на глазах. Я ничего не мог понять. Гонит дуру какую-то, лыбится, а глаза серьёзные.

Протянув руку, он стал покручивать мою пуговицу на кителе.

— В чём, говоришь? Да в том! Зачем мне зря мотаться по городу, когда всё можно сделать проще?

— Чего?!

— Ничего. Взяли бы, прикрыли дверь поплотнее да и трахнулись бы с тобой!

— Тьфу, блин! Во, придурок-то! — я отстранил его руку, теребившую мою пуговицу. — Вали давай в город. Вали-вали!.. Друг-товарищ… Вали, говорю!..

Сашка расхохотался и повалился на папки, лежащие на столе.

— Косэ, а Косэ? Ну правда, а?!

— Да отвали ты! — я столкнул его со стола, но он сбалансировал, только сбросил на пол бумаги.

— Не-е, ну чё ты сразу «отвали»?! Ты хоть подумай сначала. Знаешь, как это здорово будет, какой это кайф!

— Ну надо же, — обойдя стол, я принялся собирать разлетевшиеся листки. — Прямо «так здорово» и такой кайф! Куда деваться?!

«Ну и шуточки же у него дурацкие!»

Сашка тоже нагнулся, выуживая бумаги из-под стола. Подавая их мне, вдруг поймал мои пальцы:

— Ещё как, Косэ! Ты ведь меня не знаешь…

— С этого бока и знать не желаю! — я отдёрнул руку и спрятал её за спину.

Сашка снова сел на стол. Обхватив колено руками, он заговорщицки подмигнул:

— Можно и не с боку, можно и с другого места. Знаешь, какой я ласковый бываю?

— Ё-моё!!! Отстань от меня, а!

Его шутка на эту тему уже порядком затянулась. Я сел за стол, откинувшись на спинку стула и скрестив руки.

— Да не торопись ты меня посылать! — улыбался Сашка. — Я ещё ничего не сделал.

— Во, обрадовался! Сейчас всё на свете брошу и стану дожидаться, чтобы ты ещё «что-то сделал»!

— Ну, а что ты сделаешь тогда, если я сделаю?

— Башку тебе оторву.

Я уже не понимал, то ли пугаться, то ли смеяться. Чего это он, действительно?! Но всё же нечаянная перспектива лицезреть Сашку с оторванной башкой меня несколько позабавила.

— Ух ты-ы-ы, блин, злодей какой кровожадный! К нему, понимаешь, со всей душой, а он — «башку-у-у оторву-у-у»!..

— Саш, ну хватит уже!! Самому-то не надоело ещё? «С душой»… В странном она у тебя месте, однако, находится. А я-то, дурак, всё время думал, что душа вот тут, — и похлопал его по груди.

Сашка мгновенно перехватил мою руку и притянул к себе.

— Действительно, «дурак». Ох, какой я дура-а-ак, Косэ-э-э! Она тут, тут, но тебе её не видно. Но она ведь может быть и чуть ниже. Хочешь, покажу, где? Показать?!

В его голосе слышались странные, игривые интонации.

«Блин, да что же это такое-то, а?!»

— Всё, хватит! Вали в свой город! А то сейчас из ушей польётся! В городе отрывайся — и где ниже, и где выше! Нефиг херню гнать! Вали!..

— Вот так вот друзья и обламывают! — театрально вздохнул он и наконец-то направился к двери.

— Давай-давай! Только долго не мотайся, чтоб патруль не за­грёб. — Я помедлил. — Когда хоть вернёшься-то?

— Когда пожелаю, — уже с порога ответил он, растягивая слова.

— Договорились. Только не позже!

— Ладно, — не оборачиваясь, махнул рукой Сашка. — Пока, душара!»

Он вздохнул и неторопливо, как бы нехотя вышел из кабинета.

 

Глава № 1 2 3 4 5 6 7 8

 

E-mail: info@mail