КОНСТАНТИН ЕФИМОВ

БЕСКОНЕЧНОЕ ЛЕТО

ГЛ. 7

Глава № 1 2 3 4 5 6 7 8

 

…Никогда ещё будильник Бункера не звонил так мерзко, как в то утро. Проклятье!.. Я выскользнул из тёплой кровати, чтоб побыстрее его выключить.

Помню, в первую ночь, проведённую в Бункере, я спросил Севу, отчего будильник стоит так неудобно — далеко от всех коек. Может, перенести его ближе, хотя бы на расстояние вытянутой руки?

— Не-а, — ответил Сева. — Это традиция. Сам потом поймёшь, что так лучше. Ведь он, зараза, будет звонить, пока не встанешь и не выключишь. Так больше вероятности, что не проспишь. Хотя я умудрялся. Традиция, это тебе не просто так… она, видишь ли, годами складывалась.

…Я пошарил на полу в поисках одежды, но так и не нашёл её. Пришлось всё-таки включить верхний свет… Натягивая на себя полуразорванные трусы, я смотрел на Сашку. Тот сел на кровати и, блаженно потягиваясь, улыбался мне. В его движениях действительно было что-то львиное — гибкое и ленивое. Протирая глаза, он сказал:

— Доброе утро, Зайчонок, — и вновь упал на подушку. — Как не хочется вставать!.. Иди ко мне …

Я подошёл и погладил его по лицу, зарылся пальцами в его волосы. Сашка приподнялся на кровати, обнял меня и осторожно поцеловал. Потом ещё раз, ещё. Я почувствовал, как просыпается его тело… и отстранился:

— Надо собираться, Саш, время уже.

Сашка вновь сел и заразительно зевнул — вот уж действительно: Лев.

— Ой, как неохота!.. Гадство!.. Ну почему так рано?..

Он откинул одеяло… и я вдруг почувствовал себя неловко… но не отвернулся. А этот же, нисколько не смущаясь, спокойно смотрел на меня и улыбался. И глаза его: синие и немного насмешливые. Он встал как был — голышом, и вновь потянулся, заламывая руки — вот он я, смотрите!.. Мне так захотелось дотронуться до него!.. — но вместо этого я пошёл к умывальнику. Почистил зубы, но умыться мне, впрочем, так и не удалось… Сашка подошёл сзади и обнял меня за плечи.

— Саша, времени нет.

— Вот-вот!!! И я про то же… — замурлыкал он, возвращая меня в зной своей саванны.

И мы — не раздумывая, а наоборот, опять забыв всё на свете — ринулись в пучину страсти…

…Весь день я видел его фланирующим по кабинетам с сияющей улыбкой. Ну что ж это такое-то?! Ни стыда, ни совести…А если кто узнает?

 Ох, Кунсайтес, вы когда-нибудь доулыбаетесь, допрыгаетесь…

 

 

За этим днём был другой, а за ним следующий, и так далее. Небо не обрушилось на меня и не повергало в руины здание Штаба.

Работа складывалась как нельзя лучше. Карьера шла своим чередом. Моё звание было утверждено и обнародовано. К тому времени я уже прекрасно разбирался в бумажных потоках, циркулирующих в Штабе — каким образом документ совершает свой оборот в сложной структуре начальственных взаимодействий. Теперь я уже знал, какие ходы необходимо проделать, с какой стороны подойти, чтобы через месяц-другой стать младшим сержантом. Славка и Андрей злились на меня — им, конечно, было обидно. Они проиграли — и хорошо понимали это. Сейчас они, наверно, ненавидели меня. Но я знал — пройдёт время и мы встретимся точно так, как Сева и Сашка: «Славка, Андрей! Чертяки! Привет!» Мы будем так же искренне тереться щеками, радуясь встрече: «А помнишь тогда? Помнишь то-то?» Однако, всё это было ещё впереди, а пока они не упускали момента, чтобы сказать или сделать мне какую-нибудь гадость. Надо было потерпеть: ни они, ни я не были виноваты, что всё сложилось именно так. Пока же оставалось самое последнее. И самое трудное. Присвоенное мне звание ефрейтора означало, что Славка и Андрей скоро отправятся в «ссылку», в какие-нибудь дальние гарнизоны, где не хватало персонала.

Как потом оказалось, моего смирения и понимания хватило ненадолго. Мы стали часто ругаться, даже по пустякам. Андрей и Славка постоянно выступали против меня единым фронтом, наверняка всё ещё тайно надеясь, что можно переиграть хоть что-то. Такое было возможно, если выставить меня сейчас в крайне непри­глядном свете в глазах начальства. «Бог дал — Бог и взял» — это означает, что начальство всесильно. Сегодня оно жалует тебя, а завтра… Завтра, кто его знает?..

Недели через две Сева поинтересовался, как долго я намерен держать их тут. Его слова вызвали моё искреннее удивление.

— Разве я это решаю? Кто-то меня спрашивает?

— Никто, — пожал плечами он. — Но никто и не запрещает. Брось. Хватит. Ты же знаешь, как это можно сделать. Так делай.

— Ты хочешь сказать, что полковник…?

— Ничего я не хочу сказать. Доиграй эту пьесу до конца — и это всё, что от тебя требуется.

— Подожди, подожди! Ты намекаешь, что…

— Ни на что я не намекаю, Косэ… — он посмотрел на меня из-под очков, и взгляд его был печальный-печальный.

 

 

Всё решилось буквально в следующие два дня.

Подойдя к моему столу, Андрей вдруг небрежно кинул мне кипу неотправленных рапортов.

— На, возьми.

— Это что?

— Это твоя работа. Ты у нас теперь большой начальник — вот и вкалывай. А я пошёл, — и он направился к выходу.

— Андрей! Подожди! А ну, стой!!!

— Ну чего тебе ещё?

— Андрей, ты что? — удивлённо спросил я.

— Я? Я — ничего. Ты начальник — ты и делай. Не зря же за лычки перед офицерьём на задних лапках танцевал? Ну так и вкалывай теперь сам. Понял?

— Да, вот теперь-то я понял. А сейчас возьми всё обратно и сделай.

— А то что? А то телегу накатаешь? Ну так мне всё равно! Теперь хоть целую книгу можешь строчить…

И он, засунув руки в карманы, вновь направился к выходу.

— Эй! Боец! А ну быстро вернись, когда тебе старший по званию приказывает!!!

Я был просто взбешён, хотя такого от себя не ожидал. Чтобы я мог приказать ему? А ведь думал — никогда не сумею… Андрей тоже был ошарашен такой смелостью, но потом подошёл-таки ко мне, вытащил одну руку из кармана и ткнул в мои ефрейторские лыки пальцем.

— Что, уже плечи жгут, да?

— Тебе что-то не нравится, рядовой?

— Ну-ну…

— Не надо «нукать». Сейчас ты возьмёшь бумаги обратно и всё сделаешь сам. И чтобы больше не «нукал» и не «вякал», понятно?!

— Ой, бля-я… Да ты оборзел! Тебе пора рожу набить!

— Да что ты говоришь?! Попробуй. Попробуй же! — завёлся я.

— Но ты, плесень хитрая, за Сашку прячешься!

— Что я делаю? За кого?! А ну, повтори!..

— Ты думаешь, я не вижу, как он подпрыгивает, когда у тебя какие-то напряги? Прямо — телохранитель! Сосёшь ты у него что ли? Может он и ты — голубые?

Я буквально онемел от таких слов. Ну и сволочь! Какое его собачье дело?! Да я за эти слова…

— Что ты сказал?! — в комнате появился Сашка.

Увидев, как у Сашки сжались кулаки, я кинулся к нему. Андрей осёкся и, видимо, здорово перепугался. Конечно, он не имел в виду того, что сказал, но этих слов было достаточно. Я виснул на Сашке, а он, захлёбываясь яростью и матом, пытался отодрать меня, чтобы достать Андрея. Тот же весь вжался в угол, бледный и дрожащий. Сашка сыпал проклятьями и угрозами, но мне всё-таки удалось кое-как увести его из кабинета.

Ситуацию спасло лишь то, что Сашка боялся нечаянно причинить мне боль. Иначе бедному Андрею сегодня пришлось бы ой как плохо…

На улице я накинулся на Сашку:

— Какого хрена ты вмешиваешься?

— Нет, ну ты слышал, что он сказал, а?! Слышал?! Говно какое! Да я ему…

— Саш, во-первых, он это не тебе сказал, а мне. Во-вторых, я и без тебя могу разобраться. Ну зачем ты встрял?! Кто тебя просил?

— Да я ему сейчас за его слова!… — всё порывался он обратно.

Я держал его за локоть:

— Ничего ты ему не сделаешь. Успокойся.

Мы простояли довольно долго. Сашка то успокаивался, то закипал снова. А я всё пытался объяснить ему, чтобы он так больше не делал.

— Косэ, я не могу смотреть, как кто-то наезжает на тебя.

— Саш, ну пойми же ты, наконец!!!– говорил я как можно убедительней. — Я не маленький ребёнок и могу постоять за себя сам. Ты же всё время мне об этом долдонишь. И правильно делаешь!.. Тем более, что это же Андрей. Андрей! Мы же столько прожили вместе!.. Ну, покричали друг на друга, повыпендривались — и всё. Всё!..

— Ничего себе, «повыпендривались». Ты что, не слышал, что он сказал?!!

— Успокойся. Ты только что матом его крыл — так по твоим словам, там ты и не такое с ним проделывал!.. — Я ревниво прищурился: – И когда вы, интересно, успели?! Вот и оставляй вас вдвоём-то…

— Чего?! С кем?! С Андреем проделывал?! Ты что несёшь-то?!

Смех и грех!.. Сашка даже не понял, что я лишь ловко поддел его, а когда понял — громко рассмеялся. Инцидент, как говорится, был исчерпан. Сашка успокоился. А, значит, предстояло возвращаться в кабинет — работы было невпроворот.

— Ну что — пойдём, Саш? — тихо спросил я.

Он наклонился и шепнул мне:

— Слушай, а ведь он попал в точку.

— Только вот не по адресу маленько…

— Чего-о?!! Я тебя сейчас съем, подлый заяц!!!

Но я уже предусмотрительно стоял у дверей Штаба.

Не знаю, какой вывод Сашка сделал из этого разговора, но, по-моему, он совсем рехнулся и воспринял всё всерьёз. Вот уж поистине — чувство сносит все башни. Во всяком случае я-то думал, что конфликт уже исчерпан, но на следующий день случайно заметил у Андрея здоровенный синяк на груди.

Блин…

И опять мне пришлось, уединившись с Сашкой, вправлять ему мозги. К тому времени я уже достаточно хорошо изучил его, — как говорится, всесторонне, — так что, по окончании долгих разговоров, он снова лез обниматься:

— Всех-то тебе жалко, Зайчонок мой.

— Нет, ну ты можешь мне пообещать, Сань?! Я тебя прошу, как человека — не трогай ты их, ни Андрея, ни Славку!.. Ты же только мне хуже делаешь. Неужели не понимаешь?! Меня же, из-за твоего буйного темперамента, могут в один день выпихнуть из Штаба ко всем чертям! Тебе это надо?!

Я был зол. Зол на то, что Сашка увиливал от ответа, и на то, что он называл меня «зайчонком» чуть ли не при всех. В конце концов Сашка всё-таки подчинился моим просьбам. Во всяком случае я больше ничего подобного в отношении Андрея не замечал.

Что и говорить — Сашка тоже во многом влиял на меня положительно. Моё «рацио» хорошо взаимодополнялось его «эмоцио». Он старался воспитать во мне человека сильного духом и абсолютно непреклонного перед проявлениями хамства и гадливости, особенно со стороны своих же. Я тоже, конечно, во многом старался учиться у Сашки — знал, что по характеру робковат, нерешителен и жалостлив, только тщательно маскирую это от других.

 

 

 

…На второй неделе моего пребывания в армии нас, несколько молодых «душков», направили в наряд по столовой. Всё было как обычно: работа, работа, работа. Там — подзатыльник от «деда», тут — пинок от «черпака»… В общем — как всегда. Где-то уже вечером, часов в десять, один из поваров, «азер», поймал меня, пробегающего мимо, и приказал:

— Возьмёшь вот эти ящики из-под хлеба, отнесёшь в подвал и поставишь к остальным.

«Надо — так надо».

Когда я уже спускался в темноту подвала, нащупывая ступени сапогом, то подумал: как-то странно это всё. Почему именно два ящика? Их ведь наверху целый штабель.

До этого я никогда не бывал в подвале столовой. Вот уж действительно — катакомбы. За дверью, в самом подвале, в углу горела одна тусклая лампочка, под которой за маленьким столом расположились трое солдат.

— Тебе чего надо? — довольно неласково поинтересовался у меня один из них.

— Да вот, принёс… — и с удивлением воззрился на штабель ящиков, от пола до потолка, братьев-близнецов тех, что я держал в руках.

— А-а… Ну, кинь куда-нибудь, — равнодушно махнул рукой другой боец.

Поставив ящики, я уж было собрался идти. Тот, который поинтересовался, что мне здесь надо, вдруг неожиданно позвал:

— Эй, постой-ка. Ты из наряда?

— Угу.

— Дух? Сколько отслужил?

«Ну вот, блин! И чего им всегда так важна точная цифра?! Вот козлина!» — подумал про себя, а вслух ответил:

— Две недели.

— Молодняк! Из учебки? Так это ваши сегодня по столовой скачут?

— Наши. Ну, я пойду?

— Куда торопишься-то? Садись с нами, чаю попей, отдохни.

Я даже растерялся от неожиданности. Кто они были, в смысле армейской иерархии, — я тогда в этом плохо разбирался. Для меня они все были «дедами». Первые дни в армии очень остро чувствуешь разницу в возрасте. Это на гражданке — один год больше, один меньше — мало что меняет, а там… В армии всё по-другому: вот мальчик и вот, через год, уже мужчина.

— Ноги-то, поди, устали с непривычки? — продолжал боец, улыбаясь.

Присесть, отдохнуть, напиться чаю — о чём ещё можно было мечтать? Да и ноги действительно гудели жутко.

Кто-то из троицы поставил на стол пустую кружку и кивнул на табуретку: садись, мол. Я уже так и хотел сделать, когда у меня в голове неожиданно зазвенели колокольчики: «Внимание! Опасность! Внимание!»

— Не. Спасибо, конечно, но… некогда. Наверху ещё столько работы, ребятам и так тяжело. Спасибо за приглашение.

— Ну ты, блин, ответственный! Да справятся они и без тебя!

— Не, я не могу. Спасибо, но надо идти.

— Вот, блин, молодняк какой пошёл! Ну чё, отпустить его, что ли?

— Ладно, пусть идёт. Видишь, пацан толковый, с понятием.

Когда я поднимался наверх, то всё ещё пребывал в недоумении: вот же, бывают и нормальные люди в армии. И чего я так завибрировал?

Но стоило только вновь вкатиться по жирному полу в ярко освещённую кухню — я уже забыл обо всём, вклинившись в работу. Работа, работа, работа…

В какой-то момент я заметил краем глаза — мой напарник по кухне прошёл к выходу с двумя другими ящиками. Ну, прошёл себе и прошёл… Через какое-то время я вдруг остро почувствовал, что не успеваю. Огляделся по сторонам в поисках своего напарника, но не заметил его нигде. Пришлось крутиться самому.

Он появился уже где-то около часа ночи, и я тут же набросился на него:

— Где тебя черти носили, мать-перемать?!

— Где надо… — огрызнулся он, не глядя на меня.

Тут я вспомнил, что видел его с ящиками. Разозлился ужасно!.. Тут — как белка в колесе, а он там, гад паршивый, чаи распивал! Ругнувшись ещё, махнул рукой: и так уже устал, как последняя шавка, ещё и ругаться… Лучше закончим по быстрому и — спать.

Взяв носилки с остатками ужина, мы потащились с ним в сторону свинофермы.

Возвращаясь назад, я вдруг заметил, что пацан идёт как-то странно: широко и неуклюже расставляя ноги, то и дело запинаясь.

Тогда я не придал этому значения: решил, что он просто устал.

С тех пор мы так и не виделись.

Я встретил его в тот самый день Спартакиады. Озадаченный тем, какое жалкое зрелище он из себя представлял, подошёл и попробовал поговорить. Но пацан был совсем не склонен к беседе.

Потом, уже в штабе, Сашка спросил меня: чего это я хотел от складского пидора?

У меня челюсть от удивления отвисла:

— Что ты имеешь в виду, Саш? Что значит «складской пидор»?

— Да то и значит. Его все пацаны со складов уже перетрахали. Я слышал, что ребята из батальона хотят поменяться со складскими. Своего на ихнего. Ну чего ты глаза-то выпучил?

«О, господи… Бедный парень».

Вот тогда-то я и вспомнил о той подозрительной «троице»… У меня внутри всё похолодело. Я ведь тоже был там, в том подвале. Я и не подозревал, как близко был сам к…

— Ты что, знал его раньше?

— Знал, мы ведь с ним одного призыва… И что, все в части об этом знают?

— Ну да, почти…

Я стоял, тупо уставившись в окно: вот так-то, оказывается, оно и случается… Начало-то примерно одинаковое: пожалели, приласкали — и… В памяти невольно возникло лицо Лёшки… Его округлённые от ужаса глаза — тогда, в столовой. Что-то теперь с ним? Во что его превратили?..

В жизни всё зависит от случая. Надо постоянно быть начеку. Наверное, в тот момент, когда Сашка рассказал мне про того пацана, назвав его «складским пидором», я почувствовал: как хорошо, что Сашка сейчас рядом со мной! Что бы я без него делал со своей добротой и жалостью?..

Как истинный «царь зверей», Сашка учил меня быть непреклонным — и я учился. Делая при всём этом, однако, свои выводы.

Один из таких выводов — не такой уж я, на самом деле, жалостливый и добренький. Во всяком случае, те слова Андрея я не забыл и не простил. Во-первых, это оскорбляло не только моё, но и Сашкино достоинство. Это раз. Во-вторых, памятуя о том, что «кто имеет уши, да слышит», я сделал в последующие дни именно так, как говорил Сева. И вот приказы на Славку и Андрея были готовы и подписаны в строевой, как полагается.

Когда пришлось выбирать место, то для Андрея всё было предопределено — «Пикет-11». Об этом «чёрном месте» мне как-то рассказал Сашка.

За точкой под названием «Пикет-11» ходила дурная слава. Сопоставив рассказы Сашки и покопавшись в документах, я убедился — не напрасно. Самая удалённая станция слежения в нашем округе располагалась где-то в высокогорье. Как про неё говорили — двести километров до ближайшей юрты. Даже вода там была привозная. Раз в месяц вертолёт доставлял туда продукты — и это была вся связь с миром, не считая, конечно, радиосигналов. Но дурная же слава точки «Пикет-11» была не в этом. Судя по тем же фактам и бумажкам, которые предпочиталось класть подальше и забывать о них как можно быстрее — однополая любовь там сильно практиковалась.

Кроме того, за это время мне довелось оформлять документы одного демобилизующегося студента «оттуда», такого же «духа» нашего призыва, но счастливчика, попавшего под приказ Министерства Обороны «О студентах вузов». Тогда, в тот год многих демобилизовали, на зависть остальным. От меня зависело то, как шустро бумаги сделают свой оборот. Боец был «по нашей линии», судя по кое-каким рапортам в «Особый отдел», а мне же очень хотелось узнать — правда ли то, что болтают об этой «точке»? Так я и выпытал у него всё, что хотел. Парень рассказывал неохотно, постоянно придерживаясь принципа: «Всё это было с моим другом Васей». Но того, что он рассказал, мне оказалось более чем достаточно.

Как такая гниль завелась там — никто не знал. Но каждый новичок впадал во всё тот же порочный круг: «Сегодня я дух, и буду терпеть, завтра я дед, и буду поступать так же, как поступали со мной».

«Наша Армия сильна традициями!» — обычно с гордостью заявляют наши высшие военные чины. Знали бы они сами, что за «традиции» бывают в нашей доблестной Армии…

Когда Андрей узнал из приказа, куда его отправляют, он кинулся по начальству — упрашивать, умолять, дабы чаша сия миновала его. Но кому из офицеров есть дело до солдат в этом вопро­се? Куда Родина посылает — туда и шагай! Они тоже знали, что «Пикет-11» — то ещё гадючье гнездо, и что окрас у него «голубого хаки». Но если согласиться с Андреем, то придётся признать это во всеуслышанье. А кому же надо ворошить такие моменты? Никому. Генерал бы первый не позволил: «В моём округе? Нет. Такого не может быть, и следовательно — нет».

Наверное, Андрей плакал, когда его повезли к нашим «летунам». Как у него сложилось дальше, не знаю — писем он не присылал.

Славку я отправил в хорошее место — тут моя совесть была чиста.

Иногда я и сам удивляюсь тому, как во мне спокойно уживаются жалость и мстительность. Впрочем, я что — не человек, что ли? Кроме того, я во многом находился под Сашкиным влиянием.

 

Глава № 1 2 3 4 5 6 7 8

 

 

E-mail: info@mail